Сестры сели на цементный блок, брошенный у пустыря, на заднем дворе больницы. Ржавая железная арматура выползла из крошащегося цемента, как замурованная змея на последнем издыхании. Туяна поставила левую ногу на шею змеи, сняла с головы медицинский колпак, покопалась в карманах халата, достала зажигалку и закурила. Сладостно. Пуская в воздух дым. Как мифическая богиня, оседлавшая змеиное чудовище и выдыхающая облака.
— Какое небо голубое, — сказала Туяна и улыбнулась своей сестре, бездумно наблюдавшей за потоком машин через низкий забор больницы. Клава подняла глаза на нее и сморщила нос.
— Мы не сторонники разбоя, — пропела Туяна.
— Я устала, хочу домой, — громко и решительно сказала Клава, но тут же неуверенно пригладила волосы, спрятанные под косынкой, будто сама испугалась своего голоса.
— До конца дежурства часов пять, так что мне еще работать, работать и работать… Будешь курить? — она протянула пачку, но Клава покачала головой.
Городской воздух, прокуренный и обожженный, отлеживался на пустыре, где в его прозрачное тело впивались разбросанные на песке кирпичи и разбитые стекла, и, наверное, от того, он иногда вдруг начинал метаться из стороны в сторону. От ветра тополи, заросшие, как деревенский мужик, скреблись ветками об окна, а их листья поблескивали тусклыми потрескавшимися зеркалами.
— Ветер, ветер, ты могуч. Ты гоняешь стаи туч…
— Долго мне еще? – перебила младшая.
Стряхивая пепел с сигареты на землю, Туяна заметила, как по песку бежит черный жук, быстро перебирая маленькими, шустрыми лапками. В детстве она однажды поймала такого в банку и поставила на подоконник. «Зачем тебе?» — спросила тогда бабушка. «Чтобы бояться», — ответила она.
— Добрый, старый жук… Вечером пойдем вместе домой, тебе уже можно будет. Врач сказал, что можно уже сегодня.
Сестренка исподволь смотрела на старшую. Та закурила вторую сигарету. Ее лицо, некрасивое, мягкое и плоское, сейчас ничего не выражало. От того оно было еще более некрасивым, будто лишенным жизни, растекшимся, похожим на оставленное с вечера тесто. Младшая потрогала свой живот, надеясь, что сестра заметит, но та даже не посмотрела. Пришлось спросить.
— У меня болит там. Должно болеть?
— Должно, — ответила Туяна. И спустя секунду добавила резко, даже зло (лицо ее тоже ожесточилось):
— Вот именно, что должно болеть. Понимаешь?
Когда сестренка заплакала, она обняла ее и прошептала на ухо: «добрый, старый жук».