Когда монахи из дацана, стоявшего в местности Янгажино, были вынуждены прятаться в лесу от гнева народной власти, то единственными, кто их встретил, были местные белые мыши. Произошло так, потому что один из молодых монахов имел дар общаться с молодой травой багульник, а в корнях этой травы и жили лесные мыши. Когда монах испросил разрешения у багульника пустить его побеги для костра, чтобы обогреть скитальцев, из норки показалась длинная мордочка мыши.
— О, простите, что я вмешиваюсь. Но если вы соберете траву багульник, то где же нашему семейству жить?
Багульник передал монаху слова матери мышиной семьи, и тогда тот пообещал взамен поведать мышам учение Будды. Посоветовавшись, мыши согласились на это предложение и приготовились записывать новое знание на пшеничных зернышках. Монахи сели вокруг разведенного костра, а маленькие животные чуть подалеку, чтобы пламя случайно не опалило их хвостики.
Всю ночь монахи рассказывали мышам истины, подбрасывая багульник в огонь, а тот, горящий уже, трескающимся голосом переводил учение. Ранним утром, самая старшая мышь подсчитала, что учение Будды записано теперь на мышиный язык на восьмистах восьмидесяти восьми зернах. И поскольку каждый мышиный писчий за ночь обрел дар провидения, то узнали они, что к вечеру этого дня всех монахов народная власть загонит в телеги и повезет в большую каменную нору. А в той норе случится такое плохое, что мыши даже и слово подобрать не смогли в своем языке. Да вот незадача, весь багульник сгорел в костре, и сказать об этом монахам мыши не имели возможности.
Случилось все, как и видели святые мыши – монахов нашли, да под грозные крики увезли. Теперь маленьким зверькам предстояло решить, как поступить с пшеничными зернышками, на которых записано учение Будды. Одна мышь предложила, накормить зернышками хищную птицу филин, ради ее просветления. Сказала, что даже готова сначала зернышки съесть, а потом пожертвовать своим материальным телом, ради птицы филин. Вторая мышь предложила зернышки посадить, а когда пшеница вырастет, то на колосьях вызреют буддийские иконы, каждая ликом светла и несущая спасение. Можно было также зерна пустить по реке Оронгой, тогда старинные речные духи проснулись бы от тяжкого сна и защитили монахов от народной власти.
Мыши заспорили в неподобающей для святых манере. Тогда самая старшая мышь хлопнула хвостиком по земле и сказала:
— Мы построим для наших зернышек дацан!
На том все согласились.
Когда мыши приготовили все подземные помещения храма, включая библиотеку для святых зерен, то за постройкой верхних покоев обратились к рыжим муравьям. Те, следуя своему кроткому нраву и наставлению царицы, возвели над подземной библиотекой высокую башню, длиннее ста мышиных хвостов. Все в башне было хорошо и аккуратно – скамеечки для мышей-служителей, столики, где будут гореть зула, барабанчики, по которым мышь стукнет слегка, а гром будет такой, будто в летнюю грозу над степью, а у выхода — кувшинчик со святою водой, что мыши собирали каждый четный четверг с брусничных листьев. В центре же, откуда сквозь специальную дыру в потолке башни падал столп света, поставили статую Будды. Говорят, раньше она стояла на шкапе у одной шабгансэ из зимовья за лесом, да ты вроде бы отнесла ее в лес и спрятала во мху, чтобы народная власть не нашла и не отобрала.
Так и получился мышиный дацан. Зайдешь в лес чуть глубже, пройдешь место, где стоит сломанное дерево, похожее на человека, поляну с грибами-рыжиками, там, в лунные ночи собираются серые кузнецы, отойдешь от последней тропинки влево, так и увидишь мышиный дацан. В день же святых Бальжинимы и Рагжимы, говорят многие выходили на мышиный дацан по стуку барабанов.
Земляные стены дацана поросли синими цветами, а вместо крыши в недавнее время появился там сломанный зонт, где к каждой спице привязано пожелание мира. Подует легкий ветер, а в мире на одного благодеяние больше становится – щенок аппетитную косточку найдет, или браконьерский капкан сам собой захлопнется. Внутри дацана, если удастся заглянуть в одно из маленьких окошек – все устроено размерно и скромно. На потолке спят светляки – вместо лампад, мышиные бодхисатвы в образе людей нарисованы чьей-то умелой рукой на колоннах, подпирающих потолок. Колонны же появились сами собой – как только дремавший багульник начал порастать сквозь храм. Цветы его видны и внутри и снаружи, где розовый цвет хорошо сочетается с синими лесными фиалками. На полу устланы ковры, сотканные из черных шелковых волос. Это старики из соседней деревни остригают пряди свои внучкам и приносят в дар.
Службу там служат мыши. Из одежды на них только шапки, а в руках держат трубочки от ручейников, и дудят в них красиво. В библиотеке же мышата полируют старинные зерна, а те, что мудрее, читают вслух учение Будды, и личинки земляных ос иногда выползают из своих туннелей, чтобы послушать святые слова. Приходят к службе и люди. В основном старики, да бабушки. Сядут на покатое бревнышко, достанут коралловые четки и молятся вместе с мышами. Иногда обсудят, что неплохо было бы посадить пшеничные зерна у зимовья, где жила раньше шабгансэ, выросли бы колосья, и вызрели в них иконы – каждая ликом светла, несущая спасенье. И эти иконы взяли бы себе старики, да поставили у кровати, чтобы умирать страшно не было.
Просветленные же мыши жалеют стариков, а потому за семь недель до смерти каждого зажигают зулу, чтобы он в следующей жизни переродился маленькой белой мышкой, и, не зная человеческих пороков, да народной власти, постигал святое учение в мышином дацане.